И в а н  М а т ю ш к и н

Иллюзия бытия 

Будет ласковый  дождь,

Будет запах земли,

Щебет юрких стриже от зари до зари.

И ночные рулады лягушек в прудах.

И цветение слив в белопенных садах.

И не птица не слива слезы не прольёт,

 Если сгинет с земли человеческий род.

И весна, и весна встретит новый рассвет,

 Не заметив, что вас уже нет.

Был прохладный весенний день, солнце будто нехотя светило сквозь хмурые тучи, весящие в небе. Ветер без конца гонял их по небу, но серые облака будто специально слетались к небесному светилу, казалось оно как одеялом укрывалось ими. Дождя не намечалось, но я взял зонт. Прогулки по лесу не только полезное занятие, но и весьма успокаивающие. Под ногами шуршала полусухая листва, подобно подснежникам сквозь неё пробивались зелёные ростки. И я, подобно этим росткам расцветал с каждым новым дуновением ветра, сбросив с себя оковы зимы… Я шёл  и шёл, так легко и не принуждённо, что вдруг мне захотелось закричать, помочь сонному лесу пробудится. «Вставай»!»- мгновенно разнеслось по воздуху, будто птицы подхватили каждая по букве и унесли их в чащу. И тут моему взору предстала обыкновенное, но на столько прекрасное зрелище. Поляна. Казалось, здесь и не было зимы, трава, будто не лежала под снегом, даже цвет у неё был почти как летом, но лишь слегка поблеклые желтоватые прожилки выдавали её. Всё было таким живым, как отдельный мир, поражавший своей простатой, одновременно граничившей с чем-то таким, чего не ожидаешь. Лишь одиноко стоявшее дерево как бы дорисовали на этой идеальной картине. Оно одно было по-зимнему голое и мрачное. Казалось, оно звало на помощь, какой-то непреодолимой силой притягивало к себе. И тут всё вокруг потеряло смысл и ничего не замечая я пошёл к нему. Его исхудалый ствол был почто весь покрыт тёмно-зелённой плесенью, она расползалась по нему подобно огню, не оставляя за собой нечего живого. На ветвях не набухали почки, будто для него ещё не кончились суровые зимние дни. У самых корней, на стволе, уже почерневшие от времени зарубки топора дровосека. Наверно даже ему стало жаль и без того одинокое и не живое, а существующее создание. А когда-то и на нём зеленели листья, а тень от кроны накрывала всю поляну.   Казалось, я смотрел в зеркало, одинокий, ненужный, забытый. И вдруг приметил на стволе, поросшее мхом сердце, Кто-то аккуратно вырезал его в каре. Слов написанных в нем было уже не разобрать, да это было и не важно. По настоящему важно то, что это «уставшее от жизни» древо играло для кого-то огромное значение, подобно замку скрепляя два любящих сердца. И я начал говорить, я ещё некогда не говорил с таким наслаждением. И оно меня слушало, да слушало, казалось, те, кто вырезал на нём сердце, дали ему часть своей большой любви и это сердце забилось, забилось с новой силой, в унисон с моим. И говорил я о всём, что приходило в голову, и лес наполняли миллионы звуков и щебет птиц журчанье ручья и шелест бегущих по земле листьев и даже это измученное временем дерево стало мелодично поскрипывать ветвями. Но время шло, солнце садилось и пришло время уходить…

 Я вернулся дня через два и увидел, на мой взгляд, невероятное. Это безнадёжное растение воспряло, зеленоватые почки замелькали на раскачивающихся от ветра ветвях. И вновь я начал говорить, о этих двух прошедших днях, о том как оно преобразилось. День за днём, час за часом я говорил с ним и говорил. День за днём, час за часом древо набирало всё больше и больше сил. А возвращаясь домой я молчал и думал, думал о том, что хуже, один человек пытающийся убежать от обыденных реалий и скрыть свой мир от социальной грязи и разврата, внутри себя и предпочитая общение с природой, чем пачкать жизнь, общаясь с себе подобными. Или миллиарда людей смирившихся со свом положением, живущих в обществе вечного классового неравенства, не признающие существование человеческой личности, прячущее своё убогое, искалеченное своими же проблемами лицо под сотнями улыбающихся красочных масок. Иногда социум напоминает мне неудавшегося актёра, который смотрит на стакан коньяка и видит в нём основу своего мастерства. Так прошёл месяц, месяц раздумий и рассуждений.

 Сегодня я пришёл ненадолго и уселся на примятую мною же траву. Было утро. На свежих зелённых листочках сверкали росинки, казалось, дерево плакало: «Почему?» Оно неумолимо молчало, но я знал, это что-то значит. Прошло ещё несколько минут молчания и я ушёл. Ночью тьма бушевала раскатами грома, лишь иногда на мгновение, растворяясь в свете весенней грозы. Я проснулся, как только встало солнце. Грудь разрывалась от ужасного чувства негодования. Тучи серыми скалами висели в нахмуренном небе. Сломя голову я понёсся в глубь леса.  Перемешивая ногами грязь, преодолевая лужи, больше похожие на моря, я не заметил как, оказался на поляне. И тут я застыл от ужаса. Вся палитра красок мира, смешав которые я получил всего два цвета, чёрный и белый. Олицетворявшие мою жизнь, разделившуюся на две части, до этого момента и после…

 Вся поляна была покрыта зелёными, слегка озябшими от утренней прохлады листьями, а посредине поляны стояло «разбитое сердце», молния расколола дерево пополам. Кора разверзлась точно в середине этого крошечного сердца, оборвав жизнь, имевшую на неё право.

Всё что у меня было , всё чем я дорожи, исчезло в одночасье. Лёгкий дождь окропил землю, будто небо плакало вместе со мной.

 Я умер через две недели, от рака. Быстро и не мучаясь, как то беспомощное дерево, я лежал и ждал, зная, что это не неизбежно, так же не неизбежно, как та весенняя гроза, не избежать, не предупредить. И всё это время я думал и наконец, понял, что я и общество, одинаково отвратительные явления, неудачные плоды социальной эволюции, паразитирующие друг на друге. Единственное явление, пока имеющее значение, это судьба, не подвластная  не общественному мнению в целом и не зависящее от развития отдельного человека в частности. И лишь одно различает нас, я нашёл это различие в то зловещее утро, простое и незамысловатое, но отвечающая на все мои вопросы.

А заключается оно в том, что во время того дождя, с моей ветхой самодельной маски широкая и искренняя улыбка, а с раскрашенных масок общества, льстивая улыбка, потекла с первыми каплями.

Что до дерева, в день моей смерти на нём появились новые ростки, уже не его, но оно дало начало новой жизни, которая её достойна.